Данный раздел политической биографии Клиффа Слотера охватывает период с 1928 по 1963 год. Второй раздел, начиная с 1963 года и до его смерти, будет опубликован позже в этом году.

Введение

Клифф Слотер умер 3 мая 2021 года в Лидсе, Англия, в возрасте 92 лет.

С 1957 по 1986 год Слотер работал в тесном сотрудничестве с Джерри Хили и Майклом Бандой в руководстве Социалистической рабочей лиги (СРЛ — Socialist Labour League), Рабочей революционной партии (РРП — Workers Revolutionary Party) и Международного Комитета Четвертого Интернационала (МКЧИ). Слотер был ведущим автором ряда исторически значимых документов, которые выражали программные и теоретические основы ортодоксального троцкизма в противовес беспринципному воссоединению в 1963 году американской Социалистической рабочей партии (СРП — Socialist Workers Party) с Международным Секретариатом паблоистов. Слотер много лет занимал пост секретаря МКЧИ.

Непреходящий вклад Слотера в 1960-е годы в защиту троцкизма трагически контрастирует с его последующим политическим оппортунизмом и отказом от революционного марксизма. В 1985–86 годах, в условиях разрушительного кризиса внутри Рабочей революционной партии, — главную ответственность за который он разделял вместе с Хили и Бандой, — Слотер сделал все, что было в его силах, чтобы дезориентировать членов британской секции, заблокировать любую серьезную оценку причин распада РРП и дискредитировать Международный Комитет.

8 февраля 1986 года, окруженный фалангой лондонской полиции и пользуясь их помощью, Слотер запретил членам партии, являвшимся сторонниками МКЧИ, участвовать в съезде партии и откололся от Международного Комитета Четвертого Интернационала.

Долголетие не пошло на пользу Клиффу Слотеру. В возрасте 57 лет он порвал с Международным Комитетом и посвятил оставшиеся ему 35 лет жизни отрицанию и осуждению тех принципов, которые он защищал в течение 30 лет в троцкистском движении. Бесчестно стремясь избежать всякой ответственности за кризис, разрушивший РРП, Слотер переложил вину на Хили (который, как утверждал Слотер, «не терпел возражений») и, прежде всего, на Ленина и Троцкого. Крах РРП, настаивал он в течение десятилетий, последовавших вслед за расколом, коренился в ошибочном убеждении, что социализм требует создания революционной марксистской партии в рабочем классе. В 1996 году Слотер подвел итог своему отказу от марксизма следующей декларацией: «Необходимо полностью порвать со всей идеей создания партии и программы “для” рабочего класса…» [1]

Этой фразой Слотер дал ясно понять, что он полностью порвал с центральным принципом, за который он боролся в течение 30 лет против паблоистского ревизионизма, а именно, что победа социализма зависит от борьбы за социалистическое сознание в рабочем классе, которое можно завоевать только посредством построения марксистско-троцкистских партий.

Для тех членов Международного Комитета, кто работал с Клиффом Слотером и учился у него в те долгие годы, когда он защищал троцкизм, его отрицание марксистской теории и политики, которое он провел с беззастенчивым обманом и цинизмом, не могло не вызвать чувства презрения. Но его роль в 1985–86 годах и в последующий период не стала полной неожиданностью. В течение предыдущего десятилетия ухудшение качества работы Слотера отражало все более явное отступление РРП от троцкизма. Тот же процесс деградации был очевиден в эволюции его ближайших товарищей.

Джерри Хили, который с 1930-х годов стоял на троцкистской программе политической революции против сталинистской бюрократии, в конце своей политической жизни стал апологетом Михаила Горбачева. Майкл Банда, который присоединился к троцкистскому движению в 1940-х годах и всю свою сознательную жизнь боролся против контрреволюционной политики Кремля, внезапно осудил Четвертый Интернационал и заявил о своем восхищении Сталиным. Несмотря на полный крах их личных отношений на фоне самых ожесточенных взаимных обвинений, Хили, Банда и Слотер пришли, более или менее одновременно, к политическим позициям, диаметрально отличающихся от тех, которые они отстаивали в годы своего тесного сотрудничества. Их коллективная политическая траектория определилась социальными и политическими процессами, коренившимися в развитии классовой борьбы в Великобритании и на международном уровне в критические десятилетия 1970-х и 1980-х годов.

Учитывая фундаментальный характер его разрыва с троцкизмом и то, как он его осуществил, смерть Слотера не является поводом для сентиментальных воспоминаний. Тем не менее после людей живет не только зло, совершенное ими. Оценивая его жизнь, я не стану подражать Слотеру, игнорируя чрезвычайно продуктивную роль, которую он сыграл в борьбе за троцкизм в Великобритании и на международном уровне в самый политически и интеллектуально богатый период своей жизни.

Я впервые встретился с Клиффом Слотером и услышал его лекцию в июле 1971 года, ровно полвека назад. Его труды и лекции, а также наши многочисленные дискуссии в ходе политической работы внесли значительный вклад в мое марксистское образование. На Слотера падает значительная доля ответственности за растущую теоретическую и политическую дезориентацию Рабочей революционной партии, — как за то, что он сделал, так и за то, чего он решил не делать. Если в РРП и был кто-то, кто мог бы решительно вмешаться, чтобы разоблачить фальсификацию Хили марксистского метода в 1980-х годах, которая использовалась для оправдания политического оппортунизма, то это был Клифф Слотер. Но он сознательно ушел от этого, и роль, которую он сыграл во время и после кризиса 1985–86 годов, полностью прервала все политические и личные контакты между нами. Я обязан подвергнуть его политическую и литературную деятельность самой жесткой критике; и нет ничего, что я мог бы изменить, не говоря уже о том, чтобы от чего-то отказаться. Но ирония судьбы заключается в том, что на все то, что я написал против Слотера, в немалой степени оказало влияние то, чему я научился у него в предыдущие годы. Этот дуализм сохраняется и при написании политической биографии Клиффа Слотера, которая следует ниже.

Дэвид Норт
30 июля 2021 года

Семья и ранние годы Клиффа Слотера

Отец Клиффа Слотера, Фредерик Артур Слотер, родился в 1907 году в Оксфордшире, на юге Англии. Когда он был еще подростком, Фред переехал на северо-восток Англии, где нашел работу шахтером в Дареме. Он прошел через опыт Всеобщей забастовки 1926 года, которая была предана Британским конгрессом тред-юнионов (БКТ — Trade Union Congress) с разрушительными последствиями для шахтеров и рабочего класса в целом. В Дареме он познакомился с Энни Элизабет Стокелд, 1903 года рождения, на которой женился в апреле 1928 года. Вскоре молодая пара переехала в Донкастер, графство Йоркшир, где в октябре родился их первый ребенок Клиффорд. Брат и сестра, Кит и Нэнси, последовали за первенцем. В 1938 году Фредерик Слотер и его семья переехали в Лидс, где Клиффу Слотеру предстояло прожить всю свою взрослую жизнь.

В некрологе, опубликованном в газете Workers Press после его смерти 14 ноября 1974 года в возрасте 67 лет, говорилось, что «опыт старшего Слотера в 1920-х и 1930-х годах воспитал в нем горькую ненависть к капитализму и глубокое убеждение в необходимости социальной революции рабочего класса». Согласно газете, Фред «снова и снова вспоминал Всеобщую стачку 1926 года и противопоставлял боевую мощь шахтеров, одним из которых он был в то время, трусливому предательству лидеров БКТ» [2].

Фред Слотер работал страховым агентом, расхаживая по квартирам в 1930-е годы, но, в конце концов, нашел место рабочего на тракторном заводе Джона Фаулера в Лидсе, где стал низовым профорганизатором. В какой-то момент во время Второй мировой войны Фред Слотер вступил в британскую сталинистскую Коммунистическую партию (КП). Энни Элизабет тоже вступила в компартию, но была гораздо менее активна, чем ее муж. После войны Фред Слотер вернулся к работе коммивояжера и продавал энциклопедии по домам в рабочих кварталах.

Клифф Слотер в детстве перенес большие лишения. Его будущая жена Барбара Слотер (урожденная Беннетт) вспоминает: «Однажды в возрасте около 8 лет он пришел домой из школы и обнаружил свою мать в гостиной, сидящей на ящике из-под апельсинов и плачущей. Судебные приставы забрали почти всю мебель в доме из-за задолженности по арендной плате. Такой опыт никогда не забывается» [3].

Клифф закончил среднюю школу для мальчиков в Лидсе, где преуспел в учебе и стал первым из ее выпускников, получившим стипендию в Кембриджском университете. Под влиянием своего отца, с которым у него были очень близкие отношения, Клифф Слотер еще в средней школе начал читать произведения Ленина и классиков марксизма. К 1947 году Слотер стал активным членом английского комсомола (Young Communist League — YCL).

По окончании средней школы и до поступления в университет Слотер решил поработать шахтером — в качестве альтернативы призыву в армию. Он работал на угольной шахте Уотер-Хейг в Вудлсфорде, маленькой деревушке недалеко от Лидса. Слотер просыпался на час раньше, чем требовалось для утренней смены, чтобы успевать до работы читать и изучать труды Ленина. Этот опыт оставил свой отпечаток на Слотере: его растущий интерес к марксистской теории был обогащен детальным знанием и чувствительностью к реалиям жизни и борьбы рабочего класса. Как заметила Барбара Слотер: «Я думаю, что его понимание жизни рабочего класса было очень глубоким. Вы не могли два года работать под землей, стоя на коленях, загребая уголь в однометровых скважинах и участвуя в постоянных забастовках из-за заработной платы и условий труда, не узнав множества деталей из жизни рабочего класса. Это, в сочетании с его изучением русской революции и трудов Ленина, убедило его в необходимости того, что рабочий класс должен прийти к власти посредством социалистической революции» [4].

После работы на угольной шахте Слотер несколько месяцев работал на машиностроительном заводе в Лидсе. В октябре 1949 года он начал учебу в Кембридже, где сначала специализировался по истории, а затем переключил свое внимание на социальную антропологию. Слотер получил первоначальную ученую степень в 1952 году. Параллельно с учебой он занимался социалистической политической деятельностью, и в университете ему приходилось сталкиваться с провокациями студентов правого толка. Однажды, вернувшись в свою комнату, он обнаружил, что его одежда вместе с одеждой его еврейского соседа по комнате была выброшена из окна во двор общежития.

В октябре 1950 года, во время учебы в Кембридже, Слотер женился на Барбаре Беннетт, с которой познакомился за несколько лет до этого. Барбара, чьи родители были убежденными социалистами, вступила в Коммунистическую партию в 1944 году, изучая социологию в Университете Лидса. В течение первых двух лет брака чета жила в Кембридже, где оба активно участвовали в работе Коммунистической партии. Они посещали лекции, которые читали видные интеллектуалы компартии, в том числе Дж. Д. Бернал.

После окончания Кембриджского университета Клифф Слотер и Барбара переехали в Лидс. Слотер получил должность в Университете Лидса, проводя исследования вместе со своими коллегами Норманом Деннисом и Фернандо Энрикесом в одном йоркширском горнодобывающем поселке. В рамках своих исследований Слотер и Деннис несколько месяцев работали на местной угольной шахте.

Основываясь на своих исследованиях, Слотер, Деннис и Энрикес написали книгу Уголь — это наша жизнь (Coal Is Our Life), которая остается стандартным учебником по социологии, используемым в британских университетах.

Барбара Слотер вспоминает, что ее молодой муж в юности был сосредоточен на политических и культурных проблемах. Помимо своих научных и политических исследований Слотер обладал обширными познаниями в английской и французской литературе. Он познакомил Барбару с романами Стендаля, Флобера и Золя. Преданный борьбе за социализм, Слотер на том этапе своей жизни не проявлял интереса к карьере и традиционным формам личного успеха.

Несмотря на активную деятельность в Коммунистической партии, Слотер обнаружил, что реформистская ориентация, разработанная в партийной программе 1951 года «Британский путь к социализму», с трудом согласуется с марксистской теорией государства. Он также был поражен тем, что члены Коммунистической партии без вопросов и оговорок принимали на веру все заявления Сталина. Все, что говорил или писал советский диктатор, даже по вопросам, в которых ему явно не хватало знаний и опыта, принималось как Евангелие.

Барбара Слотер описала условия, которые привели ее к вступлению в Коммунистическую партию, а также свой опыт участия в сталинистском движении:

«Я занялась политикой 63 года назад, когда вступила в Коммунистическую партию в 1945 году, в возрасте 18 лет, в конце Второй мировой войны. Еще ребенком я была свидетелем страданий рабочего класса, в том числе моей собственной семьи, в 1930-е годы, ужасных событий Гражданской войны в Испании, а затем Второй мировой войны. Я, как и миллионы других, была полна решимости не допустить возвращения к довоенному прошлому. Коммунистическая партия приобрела огромный авторитет благодаря героизму российского рабочего класса в его защите завоеваний русской революции во время войны, и я, как и тысячи других, вступила в компартию под ошибочным впечатлением, что это — революционная партия.

В течение следующих 11 лет я была совершенно неправильно политически воспитана. Я абсолютно ничего не знала о борьбе Левой оппозиции и Четвертого Интернационала. Троцкистов описывали как некое исчадие зла, что они “хуже фашистов”. Я не могу сказать, что действительно сомневалась в этом, но мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что компартия вовсе не была революционной партией. Но я не видела альтернативы» [5].

«Секретный доклад» Хрущева

Какие бы сомнения ни были у Клиффа и Барбары Слотер относительно политического курса британской коммунистической партии, их разрыв со сталинизмом и поворот к троцкизму стали реакцией на кризис, разразившийся в мировом сталинистском движении в 1956 году. 25 февраля 1956 года, спустя почти ровно три года после смерти Сталина, Никита Хрущев, новый советский партийный лидер и давний приспешник умершего диктатора, произнес четырехчасовую «секретную речь» на ХХ съезде Коммунистической партии Советского Союза. Хрущев зачитал делегатам давно замалчиваемое Завещание, в котором Ленин призывал отстранить Сталина от поста генерального секретаря.

Хрущев сказал пораженным делегатам съезда, что Сталин, которого в Советском Союзе долгое время почитали как полубога, в действительности был политическим преступником, виновным в убийстве тысяч большевистских лидеров и лояльных коммунистов. Он заявил:

«Он действовал не путем убеждения, разъяснения, кропотливой работы с людьми, а путем навязывания своих установок, путем требования безоговорочного подчинения его мнению. Тот, кто сопротивлялся этому или старался доказывать свою точку зрения, свою правоту, тот был обречен на исключение из руководящего коллектива с последующим моральным и физическим уничтожением. Это особенно проявилось в период после ХVII съезда партии, когда жертвами деспотизма Сталина оказались многие честные, преданные делу коммунизма, выдающиеся деятели партии и рядовые работники партии…

Сталин ввел понятие “враг народа”. Этот термин сразу освобождал от необходимости всяких доказательств идейной неправоты человека или людей, с которыми ты ведешь полемику, он давал возможность всякого, кто в чем-то не согласен со Сталиным, кто был только заподозрен во враждебных намерениях, всякого, кто был просто оклеветан, подвергнуть самым жестоким репрессиям, с нарушением всяких норм революционной законности. Это понятие “враг народа” по существу уже снимало, исключало возможность какой-либо идейной борьбы или выражения своего мнения по тем или иным вопросам даже практического значения. Основным и, по сути дела, единственным доказательством вины делалось, вопреки всем нормам современной юридической науки, “признание” самого обвиняемого.

Это привело к вопиющим нарушениям революционной законности, к тому, что пострадали многие совершенно ни в чем невиновные люди, которые в прошлом выступали за линию партии…

Произвол одного лица поощрял и допускал произвол других лиц. Массовые аресты и ссылки тысяч и тысяч людей, казни без суда и нормального следствия порождали неуверенность в людях, вызывали страх и даже озлобление.

Это, конечно, не способствовало сплочению рядов партии, всех слоев трудового народа, а, наоборот, приводило к уничтожению, отсечению от партии честных, но неугодных Сталину работников» [6].

Хрущев и его союзники в советском Политбюро пытались избежать ответственности за эти преступления, возлагая всю ответственность на Сталина, который, как они утверждали, создал «культ личности», которому таинственным образом поддалась вся партия. Конечно, эта политическая сказка вообще ничего не объясняла. Она уклонялась от какого-либо рассмотрения политической борьбы внутри советской Коммунистической партии в 1920-е годы, которая привела к упрочению Сталина к власти. В той мере, в какой внутрипартийная борьба упоминалась, Хрущев настаивал на том, что кампания против Троцкого была правильной:

«Следует сказать, что партия провела большую борьбу против троцкистов, правых, буржуазных националистов, идейно разгромила всех врагов ленинизма. Эта идейная борьба была проведена успешно, в ходе ее партия еще более окрепла и закалилась. И здесь Сталин сыграл свою положительную роль» [7].

Сталинистские партии в кризисе

Когда текст «секретного доклада» попал в международную прессу и был переведен на бесчисленные языки, откровения Хрущева вызвали волны цунами в коммунистических партиях по всему миру. Лидеры всех основных коммунистических партий — многие из них были обязаны своим положением Сталину, с энтузиазмом поддерживали Московские процессы и оправдывали бесчисленное множество других преступлений, — внезапно столкнулись с волной вопросов со стороны членов своих партий. По всему миру боссы коммунистических партий, которые в своих странах играли роль маленьких Сталинов, должны были теперь лично отвечать за то, что Кремль теперь называл «нарушениями революционной законности». Как долго они сознательно водили за нос членов своих национальных партий с помощью ложной информации?

Но больше всего сталинисских лидеров пугали вопросы, которые неумолимо вытекали из неопровержимого разоблачения преступлений Сталина: прав ли был Троцкий? Разве не было необходимости пересмотреть весь ход борьбы, развернувшейся внутри советской Коммунистической партии и Третьего Интернационала во время последней болезни Ленина в 1923 году и после его смерти в 1924 году? Разве не пришло время опубликовать речи и труды Троцкого? Следует ли «реабилитировать» Троцкого и тысячи его последователей, ставших жертвами сталинского террора; и начать почитать их как великих революционеров?

Ни на один из этих вопросов Хрущев или любой другой лидер Коммунистической партии не мог ответить утвердительно. Политическая борьба, которую вели Троцкий и Левая оппозиция в 1920-е и 1930-е годы, никогда не была направлена лично против Сталина. Критика Троцкого была направлена против всего бюрократического режима, олицетворением которого Сталин являлся. Сталинистский режим, объяснял Троцкий, был продуктом узурпации бюрократией власти рабочего класса, которую она провела на основе антимарксистской теории «социализма в одной стране». Преступления сталинистского режима, включая его сознательное и систематическое предательство международного рабочего класса, коренились в защите привилегий бюрократии, которая функционировала в Советском Союзе как «жандарм неравенства». Призыв Троцкого к созданию Четвертого Интернационала в 1933 году, последовавший после прихода Гитлера к власти в Германии — в этом поражении тоже была виновна политика Кремля, — совпал с его осознанием того, что сталинистский режим невозможно реформировать, и что необходимо его свержение рабочим классом в ходе политической революции.

Ни Кремль, ни национальные сталинистские партии не допустили бы обсуждения критики Троцкого, не говоря уже о признании ее правильности. Факт в том, что Морис Торез и Гарри Поллит, генеральные секретари французской и британской коммунистических партий, умоляли Хрущева не реабилитировать жертв Московских процессов. Британская компартия под руководством Поллита одобряла подложные судебные процессы и расправы. Чтобы подавить растущую смуту внутри сталинистских организаций по всему миру, Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза принял 30 июня 1956 года, спусти всего четыре месяца после «секретной речи» Хрущева, резолюцию, в которой была предпринята попытка прекратить дальнейшее обсуждение преступлений Сталина и, прежде всего, их более глубоких политических причин.

Но кризис внутри сталинистских организаций, спровоцированный речью Хрущева, был значительно усилен вспышкой протестов в Польше и Венгрии осенью 1956 года. Своекорыстные заявления кремлевского режима о том, что процесс десталинизации и самореформ завершен, были опровергнуты решением Кремля направить танки в Будапешт и жестоко подавить восстание венгерского рабочего класса.

В то время как Кремль рисовал свое вмешательство как подавление фашистской контрреволюции, эта ложь была опровергнута сообщениями журналиста Питера Фрайера, давнего члена британской Коммунистической партии, который ездил в Венгрию в качестве корреспондента партийной газеты Daily Worker. Поскольку его сообщения противоречили кремлевской пропаганде, они были подвергнуты британской КП цензуре. Когда Фрайер объявил о своем уходе из Daily Worker, британские сталинисты ответили злобной клеветнической кампанией. Надеясь изолировать его, Коммунистическая партия сначала приостановила его членство, а затем исключила Фрайера из своих рядов, но эта бюрократическая акция еще больше дискредитировала организацию. В течение нескольких месяцев 7 000 человек — примерно 20 процентов ее членов — вышли из британской КП.

Несмотря на изгнание, его книга Венгерская трагедия (Hungarian Tragedy), опубликованная Фрайером в декабре 1956 года, нашла читателей в рядах британской Коммунистической партии. В книге он писал о двух трагедиях. Первая состояла в том, что «народная революция — массовое восстание против невыносимой тирании и нищеты, — была подавлена армией первого в мире социалистического государства» [8].

Фрайер отверг лживые обвинения Кремля:

«Я сам видел, что восстание не было организовано и не контролировалось ни фашистами, ни реакционерами, хотя реакционеры, несомненно, пытались взять его под контроль. Я сам видел, что советские войска, брошенные в бой против “контрреволюции”, на самом деле сражались не с фашистами или реакционерами, а с простым народом Венгрии — рабочими, крестьянами, студентами и солдатами. Армия, освободившая Венгрию в 1944–5 годах от немецко-фашистского господства, прогнавшая крупных землевладельцев и капиталистов, сотрудничавших с фашизмом, и сделавшая возможной земельную реформу и начало социалистического строительства, — этой армии теперь предстояло сражаться с лучшими сынами венгерского народа» [9].

Вторжение унесло жизни 20 000 венгров и 3 500 советских солдат. Целые районы Будапешта были разрушены, а десятки тысяч людей были ранены в ходе боевых действий.

Вторая трагедия заключалась в долгосрочных политических последствиях интервенции. Были уничтожены былые симпатии к Советскому Союзу — наследие освобождения Венгрии Красной армией от нацистской оккупации. На смену прежней симпатии пришла ненависть к СССР и крайняя дезориентация. Фрайер писал:

«Хотя большинство венгров не хотят возвращения капитализма или землевладельцев, сегодня они справедливо ненавидят режим нищеты, серости и страха, который был навязан им под именем коммунизма. Ответственность за это лежит непосредственно на плечах коммунистических лидеров, и главным образом на плечах Ракоши, Фаркаса и Геро, которые обещали людям рай на земле, но принесли им полицейское государство, такое же репрессивное и низменное, как и довоенная фашистская диктатура адмирала Хорти. Рабочих эксплуатировали, над ними издевались и им лгали. Крестьян эксплуатировали, над ними издевались и им лгали. Писатели и художники были втиснуты в тесные идеологические смирительные рубашки — и над ними издевались и лгали. Высказывать свое мнение, задавать неудобные вопросы, даже говорить о политических вопросах на языке, не помеченном безопасным, знакомым монолитным жаргоном, означало риск попасть в руки вездесущей тайной полиции. Целью этой высокооплачиваемой организации предположительно была защита народа от попыток реставрации капитализма, но на практике это была защита власти олигархии. С этой целью она использовала самые отвратительные методы, включая цензуру, контроль над мышлением, тюремное заключение, пытки и убийства. Трагедия заключалась в том, что такой режим представлялся как социалистическое общество, как “народная демократия”, как первый шаг на пути к коммунизму» [10].

Затем Фрайер обратил внимание на еще одну трагедию — трагедию британских коммунистов, которые посетили Венгрию, но

«даже самим себе не признавались в том, что там происходит, в том, что мы чистосердечно защищали тиранию. До того как ХХ съезд КПСС наполовину снял повязку с наших глаз, и мы признали то, что названо некоторыми “негативными аспектами” строительства социализма. Мы были уверены, что здоровая критика и самокритика позволят преодолеть эти “негативные аспекты'. После ХХ съезда мы позволили себе говорить об “ошибках”, “злоупотреблениях”, “нарушениях социалистической законности”, а иногда, даже произносить слово “преступления”. Но мы все еще являемся жертвами нашего собственного стремления увидеть зарождение нового светлого общества, которое мы так отчаянно хотим увидеть при нашей жизни и которое, как нам говорила наша пропаганда, строилось» [11].

Британские троцкисты реагируют на кризис сталинизма

Именно в эти драматичные месяцы в конце 1956 года Питер Фрайер встретился с Джерри Хили, лидером троцкистского движения в Великобритании, который сам был исключен из британской Коммунистической партии в 1937 году за то, что поднимал вопросы относительно Московских процессов. Английское троцкистское движение было известно как «Клуб» (The Club) и действовало в виде фракции внутри Лейбористской партии. Одна свидетельница, рассказывая о кризисе внутри британской КП, вспоминала, что Фрайера влекло к Хили «не только потому, что тот был прав в отношении Сталина, но и потому, что Хили хвастался знанием исторической теории, объясняющей сталинизм» [12]. Хили организовал публикацию Венгерской трагедии Фрайера в виде брошюры для распространения среди членов Коммунистической партии.

Интервенция небольшого британского троцкистского движения в кризис сталинистской партии была политическим достижением исторического значения. Джерри Хили, без сомнения, обеспечил необходимый политический и, следует добавить, интеллектуальный импульс для этой интервенции. Его решающая роль определялась не только его личным динамизмом, непреклонной решимостью и замечательными ораторскими способностями — качествами, которые были вынуждены признавать даже его злейшие враги. Самым замечательным качеством Хили как лидера в этот критический период его жизни было его понимание того, что прояснение великих исторических вопросов, поднятых Троцким в борьбе со сталинизмом, является основой, на которой должна быть построена новая массовая революционная социалистическая партия рабочего класса, Четвертый Интернационал. Это разъяснение истории было не просто «аспектом» партийного строительства, которому следует уделять внимание, когда время позволит. История была, как часто настаивал Хили, самой сутью построения революционной партии, поскольку она является необходимой основой для воспитания революционных кадров и рабочего класса.

Более того, «Клуб», несмотря на свои крошечные размеры и крайне ограниченные финансовые ресурсы, был политически подготовлен к кризису внутри мирового сталинистского движения политической борьбой, которую он вел внутри Четвертого Интернационала в течение предыдущих трех лет.

Четвертый Интернационал и борьба против паблоизма

В ноябре 1953 года непримиримые политические и программные разногласия привели к расколу Четвертого Интернационала на две конфликтующие фракции. Одна фракция — во главе с Мишелем Пабло, секретарем Международного Секретариата Четвертого Интернационала, и Эрнестом Манделем — пришла к выводу, что анализ Троцкого, разработанный в период с 1933 по 1938 год, о контрреволюционной роли советской сталинистской бюрократии и связанных с ней партий был вытеснен и опровергнут ходом Второй мировой войны и ее последствиями. Победа Советского Союза над нацистской Германией и установление «народных демократий» в «буферных государствах» Восточной Европы продемонстрировали, что сталинизм сохраняет в себе революционную роль, которую Троцкий не предвидел. Эти «деформированные рабочие государства» представляли собой, как утверждали Пабло и Мандель, альтернативный курс к социализму, который может быть достигнут под эгидой сталинистских партий.

Эта ревизионистская точка зрения была разработана в документе, написанном Пабло и Манделем (последний тогда писал под партийным псевдонимом «Жермен»), который был принят на Девятом пленуме Международного исполнительного комитета Четвертого Интернационала в 1951 году. В нем говорилось:

«Для нашего движения объективная социальная реальность состоит, по существу, из капиталистического режима и сталинистского мира. Более того, хотим мы того или нет, эти два элемента в целом составляют объективную социальную реальность, так как подавляющее большинство сил, противостоящих капитализму, находятся сейчас под руководством или влиянием советской бюрократии» [13].

Кроме того, эскалация конфликта между американским империализмом и Советским Союзом приведет к новой мировой войне, которая примет форму глобальной революции под руководством сталинцев. Ее результатом будет создание «деформированных рабочих государств», которые могут просуществовать целые века. В условиях надвигающейся катастрофической войны между «капиталистическим режимом» и «миром сталинизма» Пабло настаивал на том, что никакого оправдания независимому существованию Четвертого Интернационала не осталось:

«Мы не перестанем снова и снова повторять, что вся тактика, изложенная Третьим Всемирным конгрессом Интернационала применительно к различным категориям стран, в настоящее время обусловлена нашей фундаментальной оценкой того, что международная ситуация необратимо развивается в течение относительно короткого периода в направлении мировой войны данного характера и в рамках данного соотношения сил.…

Разница между нами и всеми остальными, включая наших дезертиров, заключается в том, что мы не делаем это наблюдение пассивно, мы не мечтаем в глубине души о другой, возможно, более приятной, более легкой эволюции. Не желая убаюкивать себя иллюзиями, мы пытаемся действовать сейчас в соответствии с этой позицией и практически» [14].

Троцкисты, в той мере, в какой они вообще могли играть какую-либо роль в разворачивающейся глобальной «войне-революции», могли служить советниками сталинистским организациям, поощряя их следовать революционным курсом, как того требуют объективные события. Поэтому троцкисты могли бы лучше выполнить эту скромную политическую роль, ликвидировав свои собственные организации и вступив в сталинистские партии.

Политический конфликт, спровоцированный этой перспективой, был обострен событиями в Советском Союзе сразу после смерти Сталина 5 марта 1953 года. Меры, принятые новыми кремлевскими лидерами для снижения богоподобного статуса Сталина, прекращения гротескной антисемитской кампании, развернутой в последние месяцы жизни диктатора, и снижения уровня государственных репрессий, были провозглашены Пабло и Манделем как признаки прогрессивного процесса самореформы советской бюрократии. Эта фантазия была быстро разрушена жестоким подавлением восстания рабочего класса в Восточном Берлине руками правящей восточногерманской сталинистской бюрократии во главе с Вальтером Ульбрихтом в июне 1953 года.

При поддержке Пабло и Манделя в национальных секциях по всему Четвертому Интернационалу развились ликвидаторские фракции. В американской Социалистической рабочей партии (СРП) фракция паблоистов во главе с Кокраном и Кларком одобрила лозунг «Отбрось старый троцкизм». В британской секции Четвертого Интернационала фракция паблоистов во главе с Джоном Лоуренсом потребовала роспуска «Клуба» и растворения его в рядах Коммунистической партии.

Пересмотр анализа роли сталинизма, сделанного Троцким, был важнейшим элементом атаки паблоистов на программу Четвертого Интернационала. Паблоистское отрицание троцкизма касалось основополагающих принципов марксистского движения — решающей роли руководства и его борьбы за социалистическое сознание в рабочем классе. Это объяснил Джеймс П. Кэннон в своей заключительной речи 3 ноября 1953 года на заседании Национального комитета СРП после изгнания фракции Кокрана-Кларка:

«Руководство — это единственная нерешенная проблема рабочего класса всего мира. Единственным барьером между мировым рабочим классом и социализмом является нерешенная проблема лидерства. Вот что подразумевается под “вопросом о партии”. Вот что означает Переходная программа, когда в ней говорится, что кризис рабочего движения — это кризис руководства. Это означает, что до тех пор, пока рабочий класс не решит проблему создания революционной партии, сознательного выражения исторического процесса, способного повести массы на борьбу, вопрос остается нерешенным. Это самый важный из всех вопросов — вопрос о партии.

И если наш разрыв с паблоизмом — как мы это теперь ясно видим, — если он сводится к одному пункту и сосредоточен в одном пункте, то это — вопрос о партии. Теперь нам это представляется ясным, поскольку мы видели развитие паблоизма в действии. Суть паблоистского ревизионизма состоит в свержении той части троцкизма, которая сегодня является его наиболее важной частью, — концепции кризиса человечества как кризиса руководства рабочего движения, обобщенного в вопросе о партии.

Паблоизм стремится не только свергнуть троцкизм; он стремится свергнуть ту часть троцкизма, которой Троцкий научился у Ленина. Величайшим вкладом Ленина во всю его эпоху была его идея и решительная борьба за создание авангардной партии, способной повести рабочих за собой на революцию. И он не ограничивал свою теорию временем своей собственной деятельности. Он вернулся к 1871 году и сказал, что решающим фактором поражения первой пролетарской революции, Парижской коммуны, было отсутствие партии революционного марксистского авангарда, способной дать массовому движению сознательную программу и решительное руководство. Именно принятие Троцким этой части Ленина в 1917 году сделало Троцкого ленинцем.

Это записано в Переходной программе — эта ленинская концепция о решающей роли революционной партии. И это то, что паблоисты выбрасывают за борт в пользу концепции, согласно которой идеи каким-то образом просочатся в предательскую среду бюрократии, сталинистов или реформистов, и так или иначе “к Судному дню” социалистическая революция будет осуществлена и доведена до конца без революционной марксистской, то есть ленинско-троцкистской, партии. В этом суть паблоизма. Паблоизм — это замена партии и программы верой и откровением» [15].

16 ноября 1953 года Кэннон опубликовал свое «Открытое письмо» к троцкистам всего мира, в котором призвал к решительному политическому и организационному разрыву с Пабло и паблоизмом. В этом письме Кэннон недвусмысленно отверг пересмотр троцкистской оценки сталинизма со стороны Пабло, который, как он писал:

«привлекает рабочих, эксплуатируя престиж Октябрьской революции 1917 года в России, чтобы затем, предав их веру, бросить их в руки социал-демократии, повергнуть их в апатию, либо отбросить назад к иллюзиям в отношении капитализма. Наказанием за это предательство является консолидация фашистских или монархических сил, возникновение новых войн, навязанных и подготовленных капитализмом. С момента своего основания Четвертый Интернационал, как одну из своих наиболее важных задач, поставил цель свержения сталинизма внутри и за пределами СССР» [16].

Неделю спустя, 23 ноября 1953 года, была принята резолюция, объявляющая о создании Международного Комитета Четвертого Интернационала в качестве руководящего органа ортодоксальных троцкистов во всем мире в противовес Международному Секретариату Пабло. Джерри Хили был одним из четырех подписантов этой исторической резолюции.

Британское троцкистское движение вышло из раскола 1953 года политически окрепшим. Защита им троцкистского анализа сталинизма позволила ему избежать импрессионистских оценок по поводу фракционной борьбы в Кремле, в отличие от Пабло и Манделя, которые без конца размышляли о перспективах той или иной якобы прогрессивной тенденции в бюрократии (Маленков или, возможно, Микоян). Британские троцкисты сделали акцент на кризисе всего сталинистского движения, основанного на реакционной и нежизнеспособной программе «социализма в одной стране» и ее обновленном варианте — «мирном сосуществовании» с империализмом.

Хили мобилизует британских троцкистов

Таким образом, британские троцкисты были готовы к кризису 1956 года. Позже Хили вспоминал холодную и дождливую субботу в конце зимы, когда он впервые услышал сообщения о том, что Хрущев осудил Сталина в речи на ХХ съезде КПСС. Когда полный текст был, наконец, опубликован в британской прессе, Хили сразу понял, что «секретная речь» ознаменовала собой важнейший поворотный момент в борьбе троцкистского движения против сталинизма. Наконец-то героическая борьба, которую вел «Старик» между 1923 и 1940 годами против советской бюрократии и «сталинской школы фальсификации», была подтверждена «Дельфийским оракулом» или, точнее, Никитой Хрущевым.

Хили уже знал, что надо делать. Он настоял на том, чтобы члены его небольшого кружка составили список всех членов сталинистской партии, с которыми они могли установить контакт. Независимо от того, что те говорили о троцкизме в прошлом, Хили поручил членам партии посетить их и обсудить речь Хрущева. Сам Хили колесил по всей Англии, Уэльсу и Шотландии на поезде и в автомобиле, разыскивая всех своих знакомых, бывших когда-то членами Коммунистической партии, включая бывших «товарищей», которые голосовали за его исключение в 1937 году. Он связался со «старыми товарищами» времен своей работы в английском комсомоле, некоторые из которых успели занять высокие и влиятельные посты в могущественном Британском конгрессе тред-юнионов.

Это была трудоемкая, сложная и часто неблагодарная работа. Было много отнекиваний, иногда рыданий и даже просьб простить прошлые обиды. Хили посетил члена Коммунистической партии, с которым тесно сотрудничал в начале 1930-х годов. Этот человек отказался разговаривать с Хили после его изгнания и даже публично называл его фашистом-«последователем Мосли», когда их пути пересекались на публичных демонстрациях. Теперь он занимал одну из ведущих должностей в Профсоюзе работников транспорта и общего обслуживания. Хили прочитал ему речь Хрущева абзац за абзацем. Когда Хили закончил обзор речи, этот влиятельный профсоюзный чиновник ответил: «Ну, Джерри, я думаю, ты был прав все это время». Но он не был готов потребовать реабилитации Троцкого, не говоря уже о публичном разрыве со сталинистами. Его положение в профсоюзе зависело от поддержки со стороны руководства Коммунистической партии.

Несмотря на многочисленные трудности, Хили и группа «Клуб» добились значительного влияния среди растущего числа серьезных диссидентов внутри Коммунистической партии еще до ноябрьского вторжения Советской армии в Венгрию. Среди интеллектуалов компартии, которых Хили привлек к троцкизму, были Том Кемп и Брайан Пирс. Хили и «Клуб» также поставили важнейшие исторические вопросы внутри Лейбористской партии, заручившись поддержкой тех, кто искал революционную альтернативу социал-демократическому реформизму.

Продолжение следует

Примечания:

[1] Cliff Slaughter, A New Party for Socialism — Why? How? By Whom? On What Programme? Answers to Some Burning Questions — And Some New Questions (London: Workers Revolutionary Party, 1996), p. 68.

[2] Workers Press, November 18, 1974, p. 12.

[3] Barbara Slaughter, email to David North, July 27, 2021.

[4] Barbara Slaughter, email to David North, July 26, 2021.

[5] Barbara Slaughter, Remarks upon opening the founding congress of the Socialist Equality Party (US), July 2008.

[6] Доступно здесь.

[7] Там же.

[8] Доступно здесь.

[9] Ibid.

[10] Ibid.

[11] Ibid.

[12] Эта цитата взята из рецензии на роман Смерть дяди Джо Элисон Маклауд, опубликованной журналом Revolutionary History, том 7, № 2. Издание доступно онлйан здесь. Маклауд, которая писала для газеты Daily Worker с 1944 по 1957 год, оставалась крайне враждебной троцкизму и Джерри Хили. Это делает ее признание о влиянии Хили на Фрайера, — факт, который Маклауд осуждает, — еще более значительным. Рецензент также враждебно относился к Хили, которого он называет Мефистофелем Фрайера.

[13] Цитируется у Дэвида Норта в работе Наследие, которое мы защищаем в главе «Природа паблоистского оппортунизма».

[14] «For a Decisive Turn in France», International Information Bulletin,November 1952, p. 5.

[15] James P. Cannon, Speeches to the Party (New York: Pathfinder Press, 1973), pp. 181–82.

[16] Cliff Slaughter, ed., Trotskyism Versus Revisionism: A Documentary History (London: New Park Publications, 1974), Vol. 1, The Fight Against Pabloism in the Fourth International, pp. 298–301. См. тж.